Астрономия и телескопы
Главная КНИГИ Статьи ГОСТЕВАЯ КНИГА ССЫЛКИ НОВОСТИ Копии старинных атласов Астроюмор
Система авторегистрации в каталогах, статьи про раскрутку сайтов, web дизайн, flash, photoshop, хостинг, рассылки; форум, баннерная сеть, каталог сайтов, услуги продвижения и рекламы сайтов
ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА IV.




ГЛАВА IV.




Конец тьме. — „Свод.“ св. Фомы и богословие. — Дуализм Неба и Земли. — „Божественная Комедия Данте“. — Кардинал Куза. — Ариост и Раблэ. — „Зодиак жизни человеческой“.


Тысячный год канул в бездонную пучину веков, но вместе с этим не заканчивалось легковерие предков наших: боязнь светопреставления тяжелым бременем лежала на них и человечество уединенно стояло между поверхностью неба и сводом неба. Комментировались пророчества, Апокалипсис и предсказания извращался смысл св. Писания, но в эпоху минутнаго затишья кометы появлением своим снова возбуждали внимание умов. При постоянном преобладании теологических вопросов, никто не старался проникнуть тайны тленной природы, долженствовавшей вскоре погибнуть при общем обновлении всего сущаго. О внешней природе забывали с тем, чтобы замкнуться в созерцании внутренних процессов духа и преходящия явления физическаго мира изсчезали пред величием судеб небесных. Рисунки, которыми искусные живописцы украшали рукописи тогдашней эпохи, дают нам указание или, скорее зеркало того, чтó происходило в сказанное время. За недостатком типографии нам осталась живопись и роскошные, великолепные рисунки, с десятого века до тринадцатаго, представляют нам иллюстрированное описание мира предков наших.

На несколько мгновений развернем эти древния хартии и обратим внимание на их поля и заголовки. Не замечаете-ли вы здесь той замкнутости мысли, под влиянием которой начертаны эти образы? Не видите-ли вы, насколько интересы небесные преобладают над интересами земными, поглощают и уничтожают последние? Все забыто, за исключением престолов святых, врат чистилища и адскаго пламени. Нет другаго неба, кроме неба мистическаго; самый вид Земли изменяется и становится неузнаваем. Если и представлено несколько животных, то в каком искаженном виде! Из-за символизма даже о природе забывают. Вот лев, заметающий хвостом следы свои: это преобразование Скрывающая свои пути. Но приглядитесь: это лев геральдический, существующий только в живописи, в гербовниках средних веков. Вот орел, царящий в области воздуха, подобно тому, как лев царит в пустынях, но какой-то странный орел, сохранившийся только на германских знаменах; его шею не затруднятся украсить двумя головами, а льву вскоре дадут два могучия крыла и преобразится он в гриффа. В воздухе будут носиться окрыленные змеи и драконы; пеликан станет утопать в своей крови, а столетний феникс сбросит с себя свое ветхое оперение. Земля преобразилась; мир Земли и Неба, весь живой мир исчез, уступив свое место измышлениям порожденнаго страхом символизма.

В то время, как Запад замыкался в изучении метафизики, аттрибутов неведамаго Бога и природы духовных существ, обитающих в незримом мире, Восток бодрствовал и наблюдал. Аравитянам и Александрийской школе новейшая астрономия обязана длинным рядом наблюдений, давших семнадцатому столетию возможность создать космологическую науку. Так как астрономическия наблюдения представляют одинаковое значение и совершенно тождественны как в системе видимостей, так и в теории истинной системы вселенной, то явилась возможность вывести общие законы природы на основании множества драгоценных фактов, собранных астрономами Востока. В этом отношении мы должны смотреть на упомянутых астрономов, как на людей, стоящих выше, чем средневековые монахи, действовавших в силу лучших убеждений и более достойных нашей признательности. Несомненно, что монастыри сохранили для нас, во время вторжений варваров, сокровищницу латинской и греческой литератур; но втечение пятнадцати веков, они почти безплодно потратили свое время на науку отвлеченную, не представлявшую никакой пользы для положительных знаний. Метафизика должна следовать за физикою; это истинная этимология этого слова; изменять естественный порядок сказанных наук было-бы большою ошибкою *).

*) Слово метафизика произошло в новейшее время: оно не существовало ни у Греков, ни у Римлян. За век до нашей эры, Андроник Родосский определил произведения Аристотеля, впоследствии получившия название метафизических, следующими словами: „Mετà τà φνσιχà:“ следует читать после физики“.

Чтобы дать ясное и авторитетное понятие не только об общепринятых мнениях этой эпохи, но и об учении отцев Церкви, не лишним будет обратиться с вопросом к тому из последних, о котором один папа сказал, что он просветил мир больше, чем все ученые, взятые вместе; к тому, который был причислен к лику святых не больше, как пятьдесят лет после его смерти и получил наименование Ангела школы; одним словом, к человеку, который, по единогласному мнению всех вообще, признается „величайшим богословом и величайшим философом средних веков.“

Св. Фома Аквинский *), прозванный соучениками своими Немым быком, так как в первые годы учения он не отличался большими умственными способностями, но о котором его учитель (Альберт Великий) сказал: — „Бык этот впоследствии заревет так громко, что услышит его весь мир“, — в двух главнейших сочинениях своих изложил учение о догматических понятиях христиан. Сочинения эти — Свод (Somme) Веры против язычников и Свод богословия. Последнее сочинение вообще известно под именем Свода, так как действительно оно есть свод всех наук, входивших в состав христианской доктрины, а потому приличнее всего обратиться к „Своду“, чтó мы немедленно и сделаем в главе: Utrum sit Mundus unicus?

*) Родился в 1227, умер в 1274 году.

Существует ли один только мир? *)

*) Somme théologique, part 1, quaestio XLVII, art. 3

Чтобы хорошо понять способ аргументации автора, необходимо знать, что на данныя, представляемыя вопросом, всегда получается утвердительный ответ; затем автор начинает разсуждение свое возражениями против приведенных данных и заканчивает опровержением этих возражений.

1) Повидимому, существует не один мир, но множество миров, ибо, как говорить св. Августин (Quaest. lib. LXXXIII, 46), нельзя утверждать, чтобы Бог создал вещи без причины. Но причина, по которой Бог создал один мир, могла побудить Его создать и многие миры, так как Его безконечное могущество не может быть ограничено сотворением одного мира.

2) Природа творит самое лучшее, а Бог тем паче. Но было-бы предпочтительнее, чтобы существовал не один мир, а множество миров, так как существование большаго количества хороших вещей предпочтительнее существованию небольшаго количества таковых. Итак, Бог создал многие миры.

3) Всякая тварь, которой форма связана с материею, может быть повторена численно, причем сущность ея не уничтожается и не видоизменяется, так как численное повторение совершается при помощи материи. Но форма мира связана с материею, следовательно ничто не препятствует существованию многих миров.

(Таковы возражения против единичности миров. Вот ответ св. Фомы):

Напротив, ибо у св. Иоанна сказано: Мир сотворен Им (1, 10), и если св. Иоанн говорит о мире в единственном числе. то потому именно, чтобы доказать существование одного только мира.“

Заключение. „Так как Бог создал все твари для себя собственно и подчинил их дивному порядку, то и следует допустить существование одного мира, а не многих миров.“

...Необходимо сказать, что порядок, установленный между созданными Богом тварями, есть очевидное доказательство единичности мира. Ибо если мир единичен, то потому только, что подчиняется он единственному порядку, в силу котораго части мира находятся во взаимном между собою соотношении. Но все созданныя Богом твари, находясь во взаимном между собою порядке, относятся к самому Богу, следовательно все сущее необходимо принадлежит к одному и тому-же миру. По этому люди, не признающие всеустраивающую Мудрость творцем мира, допускают существование многих миров. Так, Демокрит говорить, что наш мир и множество других миров произведены действием атомов.“

„На первый аргумент необходимо ответить, что причина, по которой мир единичен, заключается в том, что все твари должны относиться к одной цели, подчиняясь одному и тому-же порядку. Поэтому Аристотель выводит единичность правящаго нами Бога из единства порядка, существующаго между всем сущим, а Платон доказываем единичность мира на основании единства типа и первообраза, котораго преобразованием является мир.“

„На второй аргумент следует ответить, что нет действия, которое полагало-бы своею конечною целью материальную множественность, потому что последняя не имеет известнаго предела: по сущности своей, она стремится к неопределенности, а неопределенность не может составлять конечную цель ни для чего сущаго. Когда говорят, что многие миры лучше одного мира, то под этим разумеется множественность материальная. Но это „лучшее“ не может быть целью Бога: ибо если два мира лучше, чем один мир, то три будут лучше двух и так дальше до безконечности.“

„На третий аргумент надо ответить, что мир заключает в себе материю во всей ея полноте и невозможно, чтобы существовала другая Земля, кроме нашей, потому что в таком случае каждый мир естественно стремился-бы к центру, в каком-бы месте он ни находился. Таким-же образом можно разсуждать о прочих телах, входящих в состав других частей мира.“

Такова аргументация „Ангельскаго учителя“ против идеи множественности миров. Чтобы не оставалось никакого сомнения на счет теологическаго значения мнений св. Фомы, один из его переводчиков прибавляет: „Оригену ставили в упрек сказанное им, будто до начала сего мира существовали многие миры и что по окончании его возникнуть другие миры. Идея множественности миров допускалась многими философами; считая материю вечною, они допускали безпредельный ряд следующих один за другим миров. Но св. Писание говорит только об одном мире и все Отцы Церкви учили, что существует один только мир *).

*) L'abbé Drioux, traduction dediée à Mgr l'évêque de Langres. 1851.

По понятиям знаменитаго автора, выражающаго мысли всей Церкви, Земля составляет верховную цель творения и все Небо, от Луны и до последней из горних областей, создано для обитателей Земли. Послушаем, как св. Фома комментирует св. Писание, ясно высказывая при этом свои мысли.

„Чтобы отклонить народ от идолопоклонства, Моисей достаточно выяснил причину, в силу которой созданы светила, показав, что сотворены они на пользу человеку, т. е. для того, чтоб они служили ему для различения времен, дней, годов и проч. Свет их озаряет людей в их делах и дает им возможность познавать все предметы, подлежащие чувствам, по сказанному: Да сияют они на тверди небесной и освещают Землю. Они указывают перемену времен года, устраняющих однообразие жизни, поддерживающих здоровье человека и дающих ему все необходимое для существования. Ничего подобнаго не могло-бы существовать, если-бы зима или лето длились вечно; поэтому сказано, что светила сотворены для определения времен, дней и годов. Они служат для регулирования дел торговых и вообще всякаго рода дел, указывают время дождей, вёдро, ветры и все, могущее влиять на человеческую деятельность“ *).

*) Quaestio LXX, art. 2.

Пусть говорит „Ангел школы,“ а мы, между тем, проследим его мысль от начала до конца мира. Мы видим, что по его мнению светила созданы специально для Земли; вполне естественно после этого, что как скоро прекратится существование Земли, то и светилам не для чего будет существовать. Но что произойдет тогда?

Обновится-ли мир?

Пророк говорит устами Бога: „ Я сотворю другия небеса и другую Землю и все существовавшее прежде изгладится из памяти людей.“ А св. Иоанн свидетельствует: „Я видел другое Небо и другую Землю, потому что прежнее Небо и прежняя Земля — миновали.“

„Обитель должна соответствовать обитателю. Мир создан для того, чтобы в нем обитали люди, следовательно мир соответствует человеку;, но как последний будет обновлен, то и мир тоже обновится.“

„Каждая тварь любит себе подобных (Eccles., XIII, 19); из этого очевидно, что сходство составляет причину любви. Но человек обладает сходством с миром, почему и называется он малым миром. Человек любит весь мир по естественному влечению и желает ему блага; следовательно необходимо, чтобы мир усовершенствовался в видах удовлетворения желаний человека...“ Если этот аргумента кажется вам ясным, то и толковать тут нечего.

Заключение. „Итак, необходимо, чтобы мир обновился, подобно тому, как прославится человек.“ (Quaest. XCI, art.I).

Прекратится-ли движение тел небесных?

(Quaest. XCI, art.2).

„По сказанному в св. Писании, явившийся ангел поклялся Живым в веках, что время перестанет существовать вслед затем, как седьмой ангел вострубит в трубу, при звуке которой должны воскреснуть мертвые, по слову апостольскому. Но вместе с завершением времени, перестанет существовать движение неба, следовательно движение это прекратится.

Пророк сказал: „Солнце ваше не будет закатываться и Луна не будет подвергаться ущербу.“ Но Солнце закатывается и Луна подвергается ущербу вследствие движения Неба. Следовательно, движение это когда-либо прекратится.“

Аристотель доказывает, что движение Неба происходит от безрерывнаго нарождения низших существ. Но нарождение прекратится вместе с завершением числа избранных, следовательно движение Неба тоже прекратится.“

„Покой возвышеннее движения, ибо неподвижностию своею вещи наиболее уподобляются Богу, который есть верховная неподвижность. Движение низших тел необходимо имеет пределом покои, но как небесныя тела совершеннее земных, то их движение естественно имеет пределом также покой.“

Заключение. „Небесныя тела, равно как и другия тела, созданы на потребу человеку, но как люди, осиянные горнею славою, не нуждаются в этих телах, то движение неба, по воле божией прекратится вслед за прославлением человека.“

Итак, само сабою разумеется, что крошечная, обитаемая нами Земля составляет верховную цель Творца. Мы ничего не истолковываем, ничего не объясняем: безпристрастный историк должен вопрошать выводиммх им на сцену людей, поставляя себе законом — выслушивать их. Чтобы не оставалось однакож ничего больше желать, закончим наш разсказ, пополнив предъидущия мысли объяснением природы неба.

Слова: „В начале Бог создал Небо и Землю,“ истолковывавались в том смысле, что под словом Небо должно разуметь не твердь небесную, а Эмпирей и огненное небо. От начала мира было приличным, чтобы существовала преславная обитель блаженных, лучезарное небо, которому дано название Неба-эмпирея.

При настоящих условиях существования вселенной, тела чувственныя обладают движением, так как движением вещества производится многоразличие стихий. Но с завершением славы, прекратится движение вещества. От начала вселенной являлось приличным, чтобы Эмпирей занимал такое место.

Из слов св. Василия явствует, что Небо заканчивается формою сферы: оно настолько твердо и плотно, что разграничивает содержащиеся в нем от того, что находится вне его. Поэтому за ним простирается пустынная и безсветная область, препятствующая дальнейшему распространению светлых солнечных лучей. Хотя твердь небесная плотна, но вместе с тем она прозрачна, так как мы видим звезды сквозь промежуточныя небеса. Можно сказать, что Небо-эмпирей не есть сгущенный свет, что оно не издает лучей, подобно Солнцу и обладает светом более тонким, более жидким; можно-бы сказать еще, что оно сверкает блеском небесной славы, неимеющим ничего общаго с натуральным светом.“ (Quaest. LXVI, art.3).

Св. Фома добавляет, что могут существовать многия небеса, подобно многим окружностям вокруг одного центра, но что следует дать общее название Неба всему, окружающему Землю, от Эмпирея, до атмосферы. Он полагает, что по этой причине св. Василий выразил мнение о существовании многих небес, но последний автор заходит еще дальше, говоря: „Безконечное Существо могло бы забросить в пространства многие миры, подобные тем пузырькам, которые образуются на поверхности взволнованных вод.“ Во всяком случае, и здесь замечается условная форма, а не прошедшее совершенное.

Философская система „Ангельскаго учителя“ выражает, сказали мы, философскую доктрину всей католической Церкви и по этой именно причине мы несколько распространились об этой главе „Свода“ с целью подробнее распросить автора на счет предметов, находящихся в связи с нашею доктриною. До настоящего времени его схоластическая философия истолковывалась не иначе, как в том смысле, в каком мы представили ее, причем больше обращали внимания на личныя мнения св. Фомы, чем старались уменьшать значение его докторальных положений.

Все это представляло однакож одни чисто-теоретическия соображения: телескопы, выяснившие нам природу светил, не были еще изобретены в тринадцатом столетии и нечего удивляться, если в сказанную эпоху не стесняясь преподавали ложную систему и принимали ее за основу для самых смелых и вместе с тем, шатких выводов. Но удивительно, что впоследствии некоторые люди упорствовали в поклонении авторитету, освященному и, вместе с тем, ослабленному веками, считали истинным написанное в эпоху невежества и сомневались в том, что в столь ярком свете представляет нам наука новейших времен. В числе богословских сочинений (это очень хорошо известно докторам каноническаго права), книга о. Гудена пользовалась огромным авторитетом *), так что люди, не читавшие св. Фому, останавливались на менее грубом научном изложении перваго из сказанных авторов. Богослову этому, повидимому, были известны новейшия открытия по части астрономии. Он посещал новую королевскую обсерваторию в Париже и Кассини показывал ему в телескоп светила небесныя; он сам измерял высоту лунных гор, а к третьему тому его сочинений приложены три прекрасныя карты Луны; он видел Кольцо Сатурна, полосы на Юпитере, очертания Марса и солнечныя пятна, но несмотря на это, о. Гуден, подобно св. Фоме, не допускает идею множественности миров и придерживается системы Птолемея. Будучи убежден в нетленности неба и звезд и в превосходстве Земли в среде творения, он снова приводит аргументы „Ангельскаго учителя“, клонящиеся в пользу единичности мира и в особенности те из них, которые вытекают из идеи единичности Бога и таким образом впадает, подобно своему знаменитому учителю, в указанный Плутархом заблуждения, как будто на основании того, что существует один только зодчий, мы вправе заключать о существовании одного только здания... Не можем не перевесть некоторыя из положений автора Philosophia Livi Thomae.

*) Philosophia juxta inconcussa tutissimaque dim Thomae dogmata, quatuor tomis comprehensa. Editio decima, prioribus accuratior. Paris, 1692.

„Если-бы светила и планеты подвергались переменам и изменениям, обусловливаемым существованием на них органической жизни, то прежде всего это доказывалось-бы Луною, планетою, столь нам близкою. Но мы видим в телескоп, что она постоянно покойна и бездеятельна и что на поверхности ея не происходить других перемен, кроме тех, которыя производятся тенями при действии солнечных лучей. На ней легко можно-бы было заметить малейшия изменения, движения животных, колебания деревьев, ход растительной жизни. Но как не замечается ничего подобного, то очевидно, что люди, уподобляющие Луну Земле и помещающие на ней моря, реки, воздух, леса, города и животных, находятся в полнейшем заблуждении.“

„Нам могут возразить, что планеты подобны земному шару, что с поверхности другой планеты нас можно-бы видеть между Марсом и Венерою, следовательно, как там, так и здесь необходимо должна проявляться жизнь, тем более, что нельзя предположить, чтобы столь обширные миры были лишены обитателей и оставались громадными пустынями. Но я не допускаю ни сходства планет с Землею Nego planetas esse telluri similes), ни мысли, что последняя есть планета. Земля сотворена для того, чтобы, быть месторождением рода человеческаго, а планеты помещены на Небе; для освещения Земли (Ut terram illuminent. По истине, не велико-же освещение!) и управлять течением жизни на поверхности земнаго шара, как учит св. Писание. Следовательно, помещать на светилах чтобы то ни было — представляется излишним“ *).

*) T. III. Quaest. II, § 2. An coelorum substantia sit corruptibilis.

А относительно звезд, Лактанций говорит: „Что оне нетленны, доказывается это самою нетленностью неба. Значить, было-бы напрасною тратою времени опровергать бредни древних авторов, повторяемыми также и новейшими писателями, смотревшими вообще на светила, а в особенности на планеты, как на обитаемые миры, на которых находятся реки, моря, леса, горы, животныя, растения и проч. Все это вытекает, быть может, из орфических поэм, но все это чистейшия небылицы**).“

**) De Sideribus.

И в конце XVII в. ученый доктор богословия не опасается закончить свой трактат о системе неба следующими предложениями:

„Не следует допускать систему Коперника, но, по всей справедливости, ее должно отвергнуть на том основании, что было-бы дерзновенно сообщать Земле движение и удалять ее из средоточия вселенной.“

„Система Тихо Браге сноснее (tolerabilius) системы Коперника, так как первая оставляет Землю в центре вселенной; во всяком случае, и эта система не доказана.“

„Система Птоломея вероятнее всех прочих. Однакож движение Меркурия и Венеры представляет некоторыя затруднения и не мешало-бы придумать четвертую систему, которая заняла-бы посредствующее положение между системами Коперника и Тихо Браге.“

Оставим нашего метафизика с его отрицаниями и сомнениями, не простив ему однакож его прегрешений, чтó с величайшею готовностью мы делаем по отношению св. Фомы и возвратимся к тринадцатому веку, который на несколько времени мы оставили за собою.

За богословом средневековаго христианскаго периода вскоре появляется поэт: Данте на безсмертной лире воспоет учение, проповедывавшееся священнослужителями с высоты кафедр и мрачный флорентийский мечтатель посетит небесныя сферы и круги, описанные учителем Церкви. Но прежде чем дойдем до видений Алигиери, побеседуем несколько мгновений с его учителем, энциклопедистом тринадцатаго века, итальянцем Брунетто Латини. Изгнанный гибелинами в 1260 году, он приютился в добром городе Париже, где и издал на французском языке свое сочинение „Сокровищница всего существующаго“ (Trésor de toutes choses). Это одна из первых, написанных на французском языке книг и ради курьеза мы представим, без всяких покровов, слова подлинника, в котором так наивно отражается та далекая эпоха, когда предки наши разсуждали о природе вещей. Дело идет о Небе, Небе-эмпирее.

„Итак знайте, что над твердью высится наипрекраснеший и пресветлый хрустальный свод, почему и называется он хрустальными Небом; это место, откуда были низвергнуты падшие ангелы... Без сомнения есть и другое, пурпуроваго цвета, называемое Эмпиреем, где пребывает пресвятое и преславное Божество с ангелами и с тайнами своими, говорить о которых автор настоящей книги не дерзает, предоставляя это, как и подобает, божественным учителям и владыкам святой Церкви.“

В этой выдержке отражаются народныя понятия, в сущности тождественыя с теми, которыя проповедывались учителями Церкви. Их наивная форма показывает, с каким пассивным повиновением народ относился к учению высших авторитетов. Однакож Брунетто Латини не ученик, а учитель и его „ Сокровищница“ есть энциклопедия, заключающая в себе весь свод человеческих познаний современной эпохи, начиная от светил небесных и до полевых букашек. Во всех вопросах, которые, подобно нашему, приходят в соприкосновение с догматом, Брунетто подчиняется господствующим идеям, ни о чем не разсуждает и ничего не объясняет. Следуя системе Птоломея, он имеет однакож правильные понятия о законах тяжести, о притягательной силе Земли и — как заметил один ученый *) — если Данте, в XXXIV книге Ада поступает согласно с законами тяготения, то, быть может, люди безпристрастные заметят влияние Брунетто Латини в следующей выдержке, в которой он излагает свои мысли о Земле, подобно тому, как в первой выдержке он уже изложил свои мнения о Небе.

*) Фердинанд Дени (Dénis), в его книге: Le monde enchanté.

„Говоря по правде, Земля подобна точке компаса, которая всегда находится в центре своего круга и никогда не уклоняется ни в ту, ни в другую сторону. Следовательно, Земля необходимо шаровидна, так как при иной форме в одном месте она находилась-бы ближе к Небу и тверди, чем в другом. Но это немыслимо и еслибы можно было остановить Землю и выкопать колодезь, который проходил-бы ее насквозь, причем в колодезь этот мы бросили-бы огромнейший камень или другое тяжелое тело, то, по моему мнению, камень не пролетел-бы сквозь всю землю, но возвратился к ея центру.“

Можно-бы подольше послушать автора „Сокровищницы“, представляющаго нам фантастическую систему естествоведения этой дивной эпохи, равно как и мнения современных ему „астрономийцев“ но слава ученика затмевает славу учителя, так что в наше время многие знают о существовании Латини только по тем советам, которые он дает знаменитому флорентийцу в его „Нисхождении в Ад:“
Sieti raccommandato'l mio Tesoro,
Nel quale i'vivo ancora; e piu non cheggio




Продолжение ГЛАВА IV
Copyright MyCorp © 2024Бесплатный хостинг uCoz