Астрономия и телескопы
Главная КНИГИ Статьи ГОСТЕВАЯ КНИГА ССЫЛКИ НОВОСТИ Копии старинных атласов Астроюмор
Система авторегистрации в каталогах, статьи про раскрутку сайтов, web дизайн, flash, photoshop, хостинг, рассылки; форум, баннерная сеть, каталог сайтов, услуги продвижения и рекламы сайтов
ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРОДОЛЖЕНИЕ Девятнадцатый век. — Заключение.





Не смотря на поразительное величие картины, эти образы нисколько не существеннее систем, основанных на принципе бóльших или меньших разстояний планет от Солнца, о чем уже говорено выше. Космогония Шарля Фурье покоится на столь-же произвольных началах.

По мнению этого глубокомысленнаго мужа и его последователей светила обладают душою и жизнью и сообщаются друг с другом, посредством жидких (благовонных) нитей, служащих для воспроизведения живых тварей на поверхности каждаго мира. Таким образом, лошади производятся действием Сатурна, а жабы — действием Марса. Организмы, свойственные планетам — люди, животныя и растения, — обладают душою безсмертною, но менее совершенною, чем души обитаемых ими планет. Душа Земли, например, по разуму, нравственным силам и воле выше души всех обитателей Земнаго шара. Души не переходят из одного мира в другой, так как оне принадлежат душе каждой сферы и переселяются вместе с нею. По мнению Фурье, наши души, в конце их планетнаго поприща, поочередно перебывают в различных мирах 810 раз, всего 1620 раз, из которых 810 раз здесь и 810 раз в ближайших пространствах. Только после этого позволяется им посещать другие миры вместе с душою Земли. „По смерти планеты, ея великая душа, следовательно и наши души, составляющия принадлежность великой души, вступят в другой новый мир. Меньшия души утрачивают воспоминание о частных метапсихозах, и потом сливаются и соединяются с великою душою. Мы сохраним воспоминание только об общем предназначении планеты. Воспоминание о сумме всех совершившихся метампсихоз со временем делается тягостным и неясным. Покинув свою умершую сферу, планетная душа отправляется на вновь возникшую комету и снова, начинает проходить поприще звездной градации. Великая душа, пройдя на многих планетах лестницу существований, возвышается в своем достоинстве, т. е. втечение достаточнаго времени пробыв душою спутника, она делается душою главнаго светила, затем душою Солнца, душою вселенной, двух вселенных и т. д. Души людей, животных и растений, согласно с возвышением великой души, развиваются втечение многих миллиардов лет“. Затем... Трудно сказать, что делается затем с ними.

Фурье считает светила существами одушевленными и мыслящими, которым известен быт общественный и семейственный. Если душа планеты в чем-либо провинится, то соседки „подвергают ее аресту“; если она печальна, то всевозможными мерами стараются ее утешить; если она больна, то „об ней нежно заботятся, но вместе с тем устраняют ее от всякаго рода свободных и интимных сношений“. Эти интимныя сношения, дающия жизнь обитателям планет, совершаются при помощи ароматных нитей, по которым протекают „ароматы“ с одной планеты на другую: так точно в фейерверках искра движется по нити; эта нить, достаточно продолженная, могла-бы передать огонь на неопределенное пространство“.

Но наш век дал начало не однем только странным теориям, диспутам и фантазиям относительно теологической и анекдотической стороны нашего предмета; идея всемирной жизни облекалась не только теми формами, которыя разсмотрены нами в обозрении: такого рода симптомы были-бы слишком уж печальны. Нет, нашему времени суждено было приветствовать произведения более серьезныя, полезныя и прочныя.

Если астрономы, по роду своих занятий, должны ограничиваться только геометрическими чертежами и таблицами вычислений; если, вообще, они и не думают о философии астрономии, во всяком случае, некоторые из них составляют исключение из общаго правила. Кроме астрономов, с которыми мы познакомились при самом возникновении науки, об обитаемости миров размышляли Ньютон, Гершель, Лаланд и Лаплас, следовательно можно было надеяться, что их мысли утвердятся на собственных своих основах.

Оне формулировались мало помалу. В 1847 году доктор Плиссон старался определить, в своем трактате „О мирах“, условия жизни органических существ нашей планетной системы. Во всяком случае, он не ставит идею, на которую он смотрел только как на гипотезу, выше простой догадки, чтó и высказано им в конце своего сочинения. „Идея обитаемости миров не больше как простое предположение. Как ни достоверна она, во всяком случае мы не должны упускать из вида, что в сущности она покоится только на аналогиях, а не на прямых и несомненных доказательствах. Если бы кто-либо нашел, что из-за подобнаго заключения не стоило писать столь пространной диссертации, то мы ответим, что у нас не имелось в виду доказывать непреложность идеи множественности миров.

Менее сдержанный, доктор Ларднер поместил в Museum of sciences and arts статью в пользу такого же мнения. Изследование физическаго строения планет, подкрепленное рисунками, дало ему возможность возвести свои гипотезы на степень высшую той, на которой остановился предшествовавший ему автор. Наконец, появление книги английскаго богослова Уэвеля, о котором мы уже говорили, обратило внимание ученых на почву, мало еще изследованную наукою и вызвало опровержения, в роде следующих:

More Worlds than One, the creed of the philosopher and the hope of, the christian: „Существуетъ не один только мир — в этом состоит верование философа и надежда христианина“, сэра Давида Брюстера (1854 г.).

- Essays on the spioit of the inductive philosophy, the Unity of Worlds, and the philosophy of creation. „Об индуктивном методе, единство мира и философия мироздания“, Пауэля (1855).

- A few more Words on the Plurality of Worlds.. „Несколько слов о множественности миров“, Джакоба.

Мечты и истина, ответ на книгу доктора Уэвеля о множественности миров.

Из этих различных опровержений, основательнейшим должно считать первое, так как остальныя не обнимают всех сторон вопроса. О последнем можно упомянуть только ради формы. Книга Давида Брюстера совершенно уничтожает положения богослова и мы не думаем, чтобы нашелся смельчак, который изъявил бы желание возстановить здание богословских отрицаний, увидав его в столь жалком положении.

Однакож воображение не прекращало своей деятельности. В 1855 году, в то время, когда Англия присутствовала при борьбе могучих антагонистов, в Париже продолжалась анекдотическая серия нашего предмета в Старе, или φ в Кассиопеи. Это „чудесный разсказ об одном из миров пространства, описание удивительной природы, быта, путешествий и литературы обитателей Стара.“ Введение, написанное белыми стихами, с величайшим красноречием возвещает нам, что автор нашел рукопись своего произведения на одной из снежных вершин Гиммалайских гор, в пустом болиде. В созвездии Кассиопеи, звезда φ образует собою сложную систему Солнц всевозможных цветов; Стар — это планета, вокруг которой вращаются различныя Солнца. Гипотеза эта довольно остроумна, хотя она и не доказывает, чтобы творцом ея был астроном.

Около этого времени доктрина, основанная на необъяснимых фактах, начала проникать в массы общества и приобретать многочисленных последователей. Каковы бы ни были научныя достоинства иных скептиков и невежество других, в сущности есть факты, не выясняемые ни наукою, ни разсудком, факты, принадлежащие к области непостижимаго, быть может, не могущаго быть постигнутым и, как кажется, стоящие вне пределов физическаго изследования. Эти сверх-научные факты могут быть отвергаемы людями недоразвитыми, тем не менее они существуют и спиритизм возник на основании тайн, неправильно названных сверхъестественными: в наше время оне стоят вне научного анализа — и больше ничего. Тут было „нечто“, по выражению, подвергшемуся насмешкам со стороны противников этой доктрины; но, увы! с какою быстротою разыгравшееся воображение опередило это „нечто“. Ум человеческий так слаб, и, вместе с тем так склонен к преувеличению, что с той минуты, в которую возникло убеждение в возможности общения с духами, пребывающими вне Земли, тысячи умов тотчас же пришли в движение. Так как любопытство играло тут главную роль, то к этим существам (вполне неизвестным, впрочем) стали обращаться с вопросами на счет небесных сфер и их обитателей. Духи (как известно, они очень обязательны) удовлетворили желание каждаго, после чего каждый мог уже составить себе небольшую систему воображаемых миров. И вот возстает один экстатик и в глубокомысленных выражениях (на столько глубокомысленных, что порою они смахивают даже на безсмыслицу) возвещает тайну происхождения миров, выясняет процесс образования Земли при посредстве четырех сплотившихся между собою спутников и описывает паразитическое население светил, жизнь и мыслительныя силы последних и их свободную волю, когда души их отправляются на поиски за новыми телами, заметив, что их планеты начинают дряхлеть. То был Мишель Фиганьер, автор „Ключа жизни“, произведения страннаго, не лишеннаго однакож глубины мысли в некоторых из своих положений, но прочесть которое мы никак не советуем. — Виктор Геннекэн, беседуя с „душою Земли“, познает нравственныя достоинства души Юпитера, и Сатурна и степень высоты, на которой стоят души их обитателей. — Некто другой писал под диктовку Араго в то время, когда его супруга странствовала по планетам. Вот небольшая выдержка из ея путешествий; „Во время путешествий своих по Сатурну, госпожа X. убедилась в истинности полученных ею сведений относительно того, что этот последний мир стоит несколько ниже Юпитера, но выше Земли. В настоящее время Лезюрк воплотился в нем и состоит там владельцем поместья. Отправившись к нему с визитом, г-жа X. пришла к прекрасному и легкому мосту, очень длинному и об одной арке, под которою проходила гондола с музыкантами. Противоположная сторона моста, к которой направлялась г-жа X., была ярко освещена светильниками, расположенными в виде креста на устое этой стороны. Ворота моста вели в огромный, великолепный парк; журчащие ручьи извивались среди густых деревьев, листья и цветы которых представлялись в обаятельном разнообразии красок. В особенности заслуживаюсь внимания цветы, имеющие форму колокольчиков, дивнаго фиолетоваго цвета. Посреди парка, на пруде, покрытом прекрасными водяными растениями, находится изящное, легкое здание, в виде готическаго трилистника; террасы его и балконы великолепно изваяны и украшены статуями и грациознаго свойства предметами... Посреди одного бассейна в воздух взлетает струя теплой воды и ниспадает дождем на прелестных нагих женщин, погруженных в воду по пояс; их тело почти покрыто их длинными волосами. Одна из них находится вне воды. На Сатурне существуют воды различной плотности, в которыя более или менее погружается тело купальщиц. Такие-то чудеса видела г-жа Роз, но мы и не упоминали еще о планетах Лопуссе и Этиописе, открытых недавно одним медиумом! — Однакож в этих фантазиях не все вымышленно и некоторыя из них принадлежащия медиумам, чуждым науке, представляют интересныя совпадения с теми аналогиями, которыя астрономия устанавливает между другими мирами и земным шаром. К числу таковых принадлежат „виды Юпитера'', нарисованные Виктореном Сарду под наитием Бернара Палисси, который в настоящее время тоже состоить землевладельцем на сказанной планете. Жилища Илии и Сведенборга отличаются прекрасною архитектурою; но эмблематический замок Моцарта гораздо выше их по своему изящному, музыкальному устройству; ничего не может быть прекраснее и грациознее множества ключей, нот, линеек, бемолей, диэзов, бекаров, струн и всевозможных инструментов, составляющих портал этого чуднаго жилища. Но едвали может что-либо сравниться по красоте с отделом животных Зороастра, где quasi-люди играют в кегли (новая игра, похожая на бильбокет: в шарах имеются дыры и дело идет не о том, чтобы сбить кегли, а насадить на них шары); одни: из quasi-людей этих качаются на изящных растительных качелях, другие висят на лианах, некоторые носятся в воздухе. Желая поглумиться над этими спиритическими путешествиями, один анонимный автор издал книгу: Обитаемые миры или откровения одного духа; впрочем произведение его не отличается остроумием. Автор описывает семь миров, обитаемых потомками семи падших ангелов: Адам живет на Земле, Зильзминуф — на Луне, Кктис — на Зз (Млечном пути), Кииикиииик — на Альдебаране, Бокби — в стране Циклопов, И — на планетоиде, имеющем 17 лье в диаметре, наконец Бакар — в мире, известном под именем Сатурна и обитаемом только разумными яйцами.

Путешествия, предпринимаемыя духами в угоду любопытным вообще или любопытным медиумам женскаго пола в особенности, а также и самими медиумами, под руководством обязательных духов, не всегда бывали лучше путешествий, которыя проходили пред нами втечение двух тысяч лет; часто даже эти произведения ума человеческаго являлись вполне лишенными последняго. Из этого следует, что нам не суждено познать таинственныя средства, при помощи которых можно проникнуть в другие миры и что за разрешением этой великой задачи мы должны обращаться к точным наукам.

К произведениям духа системы и воображения, к творениям, возникшим в силу научных изысканий и, наконец, к произведениям иллюзий и мистицизма присоединим произведения, внушенныя чувством. Небесные горизонты были открыты любовью взорам г-жи Гаспарен; привязанность, разбитая смертью, вознесла ее за пределы Земли, со взорами, устремленными на последнюю и вечную обитель неведомых небес и миров, надежда на которые внушена ей чем-то в роде нео-христианизма. Не возвышаясь до истиннаго понимания вселенной, автор верует однакож в воскресение тела и обновление мира в последний день существования Земли; но стремления его являются исполненными истиннаго величия, когда он красноречиво проповедует непреходящую тождественность души, вечность любви и несомненность будущей жизни. Упомянем еще об одном, заслуживающем внимания сочинении: Альсима, Очерки Неба; автору известны истинныя начала, на которых зиждется философия мироздания и он представляет в ея действительном значение гармонию, связующую стремления души с истинною идеею вселенной. По его предположениям, на освещающем нас светиле обитает совершенное человечество, в среде котораго воплощаются знаменитые люди нашего мира и ведут жизнь, к которой стремятся разумные оптимисты.

Тут автор доходит до самого щекотливаго места своего предмета. С одной стороны, он не желает быть историком своего собственнаго дела, с другой — не может оставить неоконченною свою картину и не указать точки, в которой стекаются все ея черты. Не легко устранимая альтернатива!.. Но каким-же образом выйти из затруднительнаго положения?

К счастию для автора, современная история не находится ни в условиях истории древней, ни даже в условиях новейшей истории. Так как современныя события известны всем образованным людям, то не считая нужным напоминать о них, автор закончит свои беседы несколькими дополнительными словами.

За пять лет до 1862 года, один скромный мечтатель проводил прекрасныя летния ночи в наблюдении неба; весною он жил в излюбленных природою местах, во время прекрасных осенних вечеров он восхищался эффектами света, а по длинным зимним вечерам занимался изучением точных наук. Проводя жизнь в неизвестности, как и подобает малым мира сего, этот мечтатель, лета котораго неизвестны (душа не имеет возраста), таил в глубине сознания мысль о существовании разумных и сознательных тварей на лоне той необъятной природы, которой величие свидетельствуется звездными ночами. Как кажется, он беседовал об этом с людьми учеными, которые относились к нему с полнейшим равнодушием и даже насмехались над его наивными убеждениями. Изумленный, что можно сомневаться в столь очевидной реальности и отрицать значение ея в судьбах человеческаго знания, он начал размышлять, нет-ли возможности осязательно доказать ее людям, ум которых не отличается особой живостью и вскоре затем он осмелился приступить к организации самых доказательств. Пятилетие, о котором мы упомянули, истекало в то время, когда труд его приближался к окончанию; наконец он вышел в свет...

На первой его странице мы находим следующую фразу: „До сих пор еще не существует философского убеждения в непререкаемости идеи множественности миров, так как эта истина не может быть утверждена на астрономических, доказывающих ее явлениях. В наше время писатели, пользующиеся известностью, безнаказанно пожимают плечами, когда им говорят о небесных мирах: им нельзя отвечать фактами, их нельзя смутить их собственными безсмысленными умозаключениями“.

С этого времени анонимный писатель посвятил себя делу, тем более для него важному, что его значение было блистательным образом доказано. Побуждаемый любопытством, он обратился к истории с вопросом: кто разделил его убеждения и вместе с тем старался взвесить в их абсолютном значении последствия своей доктрины. Было это в 1864 году.

Здесь автор опять вступает в свою роль историка и на основании современных журналов, французских и иностранных, констатирует, что с этой эпохи доктрина множественности миров становится вопросом дня.

Если черты, проходящия в нашей истории и достигают точки, на которой мы остановились, во всяком случае оне не заканчиваются здесь, а только перекрещиваются. Продолженные, оне, подобно солнечным лучам, скопляющимся на стекле и проницающим его, уходят в будущность. Если история прошлаго заканчивается здесь, то здесь-же начинается история настоящаго. Нескольких слов достаточно для того, чтобы обозначить начало новаго движения, продолжать наше обозрение вне его рамок и завершить его в том месяце, в котором мы пишем настоящия строки.

В конце 1864 года, философ, давно уже известный свету значительными трудами своими, увенчанными Институтом, издал: La Pluralité des existences de l'âme, conforme à la doctrine de la Pluralité des Mondes. Сочинение это устанавливало на предъидущем произведении основы теории, защитником которой явился автор. Г. Пеццани объяснил, что утверждая доктрину множественности существований души на доктрине множественности миров, он придал первой тот рациональный характер, который легко усвоивается позитивными умами нашей эпохи. Тот-же автор изложил „Сокращенное обозрение мыслей о множественности миров“ в своей брошюре, озаглавленной: Nature et la destination des astres.

В том-же году появилось „Путешествие на планеты и истинное предназначение человека“. Автор, в сопровождении небеснаго посланника. встречает на обитаемых сферах знаменитых людей древности и новейших времен. Во время дальнейших существований своих, они становятся в условия жиани, соответствующей их умственным и нравственным достоинствам и определяемой им то в награду, то в наказание, то как испытание, чтобы они могли безпрестанно подниматься по лестнице безконечного совершенствования.

В Феврале месяце 1865 года Александр Дюма поместил в l'Univers Illustré „Путешествие на Луну“, в котором, как по всему видно, знаменитый романист не заявляет никаких особенных претензий и только желает указать, что его перо может упражняться во всех родах. Турист Мокэ вплавь пускается по Сене до океана; затем орел возносит его на Луну, которую путешественник наклоняет тяжестью своего тела и наконец падает на Землю, спроваженный одним обитателем Луны, котораго горшок он опрокинул.

В Марте месяце в Лондоне появилось новое „Путешествие на Луну“, автор котораго, подобно своему предку, Годвину, избирает Луну сценою для своего фантастическаго разсказа.

В Апреле месяце в Париже вышло „Путешествие на Луну, согласно с подлинною рукописью, выброшенною одним лунным волканом“, Воздухоплаватели — европейцы; поднявшись на Луну при помощи какого-то вещества, обладающего свойством быть „отталкиваемым“ Землею, они и в настоящее время находятся на сказанной планете и прислали о себе весточку в аэролите, который упал в саду г. Кателино, живущаго в Грас-Дьё.

В Мае месяце появился некий „Обитатель Меркурия“, вырытый из земли в саркофаге, упавшем в Америке с неба. Спрашивается, к чему трудились выкапывать его?

В Июне месяце один остроумный турист, только-что возвратившийся из своего „Путешестия к центру Земли“, в свою очередь отправился на Луну и описал свой вояж в книге, под заглавием: „От Земли до Луны''. Так начался 1865 год; однакож час солнцестояния еще не настал.

Большое движение, уже совершившееся и продолжающееся в пользу той-же самой идеи, представляет нашу доктрину, как выражение неопровержимой истины и закрепляет за нею то место, которое она заняла в истории наук и философии. Для большей части людей она является в своем торжественном и царственном виде, но для иных сохранит еще фантастическия прикрасы, которыми человеческое воображение одело ее. Во всяком случае, она уже заняла подобающее ей место в науке и по словам одного знаменитаго писателя, „идея множественности обитаемых миров составляет конечную цель и главную задачу астрономии“*).

*) Анри Мартен.

В большом обозрении, начавшемся туманными горизонтами древности и завершающемся нашею эпохою, пред глазами нашими проходили причудливыя и разнородныя полчища писателей. Мы обращались к природе с просьбою выяснить нам строение вселенной и свойства далеких обителей, носящихся вместе с земным шаром в безпредельных пространствах; мы спрашивали человека, как думает он на счет столь интереснаго предмета и какой ответ даст он на этот, вечно стоящий пред ним, вопрос. Исполняя наше желание, человек ответил, что не смотря на блестящия и плодотворныя способности воображения, он всегда стоял ниже действительности и что при совокупном действии самых могучих усилий, он никогда не производил того, что производит природа посредством необходимаго порядка вещей.

Однакож, как она отважна, эта резвушка, узорчатыя крылья которой трепещут непреодолимым нетерпением; как она жива и быстра, эта белокурая богиня, которой уста, склоненныя над источником Молодости, почерпают в нем безконечныя юныя силы! Какой ум в состоянии уследить за прихотливым воображением в его полете среди неведомых миров? Чей взор может достичь границ тех таинственных областей, в которыя оно устремляется быстрым полетом? Мы уже видели: принимает-ли воображение исходною точкою прочную почву знания и ударив об нее ногою, свободно устремляется в высь; тешится-ли оно химерами и носясь на облаках, по воле прихотливаго ветра, следует неправильными путями; во всяком случае оно не полагает границ своей отваге и по произволу носится в воображаемых пространствах до той поры, когда опомнившись, старается наконец осмотреться и останавливается в своем полете. Но порою, забывая о самом себе, побуждаемое только любознательностью, воображение продолжает до безконечности свои безцельныя странствования и носится только из удовольствия парить в пространствах; безконечно свободное, отважное и смелое, оно населят пустоту и создает новые миры. Ничто не останавливает его; ему неизвестны никакия преграды. Законы и силы — все это изчезает в его глазах. Творить — это создавать из ничего и воображение заявляет претензии творить. Существование, жизнь, разум, мысль — все это, по его мнению, находится в его власти. Сущность и форма — все ему подвластно. Оно не соблюдает никакой меры: свет или мрак, стужа или зной, великое или малое, тяжелое или легкое, красота или безобразие, голубое или красное — до этого ему нет никакого дела. Существует только его произвол, дающий жизнь всем измышлениям воображения и под его влиянием возникают образы, подобные тем легким и разноцветным шарам, которые детския руки посылают в воздух.

Но, быть может, вследствие такой неограниченной свободы, воображение возносится над самою природою, деятельность которой, как кажется, ограничивается стихиями и силами, находящимися в ея власти? Несравненное могущество, которым обладает воображение, не дает ли ему возможность творить нечто дивное и неизвестное? Наблюденные факты отвечают на это. До сих пор воображение всегда стояло ниже уровня действительности; оно преобразовывает известный тип, видоизменяет известный образ, но не творит.

Громада многоразличий, собранных нами в анекдотической части нашего изследования, может быть помещена внутри огромнаго круга, который можно назвать кругом человеческой фантазии и из пределов котораго не в состоянии выйти самое пылкое воображение. Многие из наших писателей сталкивались уже друг с другом, стараясь создавать новые типы, или помещая в неведомых мирах города и целыя государства; в наше время, новейшие путешественники еще чаще встречались с древними. Дело в том, что даже в области воображения зрение человека ограничивается известными пределами и не может выходит из сферы, образуемой или непосредственным наблюдением окружающей нас обстановки, или соображениями, вытекающими из существующаго порядка вещей. Напротив, область природы безконечна и подобно океану, охватывающему песчинку, затерявшуюся в лоне его вод, она охватывает собою сферу воображения.

Если и были проницательные умы, которые при помощи воображения или наития достигли до правильных понятий о природе некоторых миров, то, во всяком случае, они не могут служить нам примером. Мы вполне убеждены в существовании живых тварей вне нашей Земли, в небесных, нас окружающих пространствах; но если бы у нас явилось желание, вслед за общими соображеньями о строении мира, приступить к соображениям частным, относящимся к менее изследованным частям вселенной; если бы за общим обозрением картины мы заинтересовались ея подробностями, то и в таком случае в действиях наших мы должны соображаться с требованиями разсудка, а не воображения. Поэтому именно мы начали нашу книгу изследованием каждаго мира в астрономическом и физическом отношениях и установлением фактов, до которых мы дошли путем научных, находящихся в нашем распоряжении, способов.

С другой стороны, нашими историческими изследованиями выяснились некоторыя общия и не лишенныя интереса соображения. Каждая эпоха сказала нам свое слово. Знаменитые творцы астрономической и философской науки, суровые и сдержанные, присутствовали в трибунах нашего Колизея, в первых рядах научной серии поборников нашей идеи. Движения духа человеческаго, проходившаго необходимыми фазами, с очевидною ясностью отпечатлелись в нашей частной истории, равно как и его, обусловливаемыя временем, тенденции, его характер и степень его величия.

Не люди определяют характер времени, но время производит людей и дает им то или другое назначение. В истории единичной истины отражается, если только она не искажена, всеобщая история людей и их дел.

Но какими путями проходит идея, прежде чем достигает она того центра, в котором ей суждено разцвесть, восприять жизнь и свет! Сколько времени она следует тайными тропинками до дня, который должен прославить ее и окончательно возвести на престол человеческой мысли! Сколько препятствий она должна преодолеть, каким невзгодам должна подвергаться! Философская генеалогия нашей доктрины восходит гораздо выше, чем вообще думают: начало ея кроется в натурализме первобытных народов.

Разоблачив ее от ея фантастических покровов и анекдотических форм, мы проследили ее из века в век в ея прогрессивном ходе. Повидимому, ея первоначальная несостоятельность составляла необходимое условие ея существования; незаметно прокрадываясь из века в век, она только в наше время безбоязненно предстала пред взорами света. Как кажется, непризнанную истину всегда ожидает момент торжества, каковы бы ни были препятствия и покровы, при помощи которых невежество, злорадство или человеческая тупость стараются затмить истину и задержать ея ход.

Таковы факты, которыми доказывается, насколько всесторонняя история правильной идеи содействует к окончательному установлению этой идеи в среде людей в том даже случае, когда первая не составляет действительнаго пополнения и интереснаго выяснения последней.



Copyright MyCorp © 2024Бесплатный хостинг uCoz